***
Полночь мягкой, серебристой лапой
Подтолкнула к пропасти безумья…
Голову вскружил тяжелый запах:
Смесь дорог, зимы и полнолуния.
Тикают часы, скользя в безвременье
Не кричу, не плачу – вою, вою.
Принадлежность к сумрачному племени
В ночь Луны смеется надо мною.
Шубой шерсть покрыла тело жуткое,
Скорченное судорогой, гибкое.
Ловят шорохи ночные уши чуткие,
Ноги, руки обратились в лапы прыткие.
Да клыки губу улыбкой подняли,
Доводящей до оцепенения.
И не волк в лесу завыл, а в доме оборотень,
В зеркалах не узнавая отражения.

***
Волчий пастырь.

«…и посылаю вас, как овец среди волков …»

Дайте мне стада мои выпасти
В темных чащах у быстрой реки,
Дайте мне узреть, как осветят лес
Волчьих стай глаза-огоньки.
Много троп мной по свету исхожено,
Много пройдено было дорог,
И впитал я всей своей кожею
Скорбь, что я в этой жизни не волк.
Сожаленье, что зверем гордым
Не бродить мне в чаще лесной,
На Луну не поднять серой морды,
В тишь не вылить полуночный вой.
И душа моя, до сих пор скорбит -
В тело волчье войти не смогла,
Или это ночь сердце бередит
И луну в крови развела…
И теперь не хватает мне блеска глаз,
Да и нюх слабее, не тот,
Пусть не волк с лица, но люблю я вас -
Мой лохматый лесной народ.
С вами связаны мы судьбой навек
Не взирая на то, что я
Пусть внутри и волк – с виду человек,
Средь людей течет жизнь моя.
И хотя не всегда могу я вас
С полуслова верно понять,
Но прошу, соберитесь в свой волчий час,
И примите в стаю меня.
Я не стар еще, да и сила есть
Грудью броситься на врага,
И могу еще по следам прочесть
Книгу жизни в глубоких снегах.

Собирайтесь же в стаи, друзья мои,
Пусть не праведен стертый клык,
Я зову вас к чащам, где свет зари
Неба раннего красит лик.
Там в траве густой у подножий скал
Мы все вместе сказ поведем,
О делах чудных, о местах родных,
И о тех, с кем рядом идем.
Среди серых шкур пусть я выгляжу
Бледной кожи блеклым пятном,
Но зато смогу в чаще выстроить
Настоящее логово – дом.
Где не тронут нас ни беда, ни боль,
И облавой туда не войдут.
Проклянет, может быть, человечий род
В колдовстве обвиненья падут.
«На костер его» - пусть себе кричат,
и собак пускают на след…
Волчьим пастырем назовут меня,
Этих слов в мире ближе мне нет.
Не понять им, за их заборами,
Как прекрасен полуночный лес,
Не услышать, как над затонами
Ветви шепчут тайны небес…
За скотину свою опасаются,
Что ж, их можно в этом понять
Только знаем мы, что не главное
В этой жизни душить и рвать.
Пусть в грехах чужих
Обвинят нас всех
Только истина так проста:
Волк – он лютый зверь,
Но в душе его
Тихо светится чистота.

Исповедь "Тёмного".

Злоба, злоба и ужас, вот и всё, что осталось во мне. Любовь - миф. Вера - только тень.
Надежда… Пожалуй, надежда ещё сохранилась, надежда, что этот день не последний.
Кровь врагов стекает с лезвия ножа сначала на руку, затем, пробежав по предплечью, капает с локтя на бок, где, смешавшись с моей, уже ручейком бежит по бедру прямо в сапог.
Душно… Кажется, уже несколько жизней без глотка свежего воздуха. Весь мир, всё небо - только вонь разложения падших и смрад ещё двигающихся. Чёрная сталь, прикрывающая лицо от ударов, не может спасти от этих запахов. И ещё звуки: чавкает кто-то или что-то, вырываясь из цепких объятий грязи, скрежет в темноте, лязг металла, ржавого, почти прогнившего…
Мучается тело. Оно ещё не привыкло ни к отсутствию своей правой руки, ни к сломанным крыльям.
Мучается душа. Она помнит. Она снова и снова возвращается к облакам, к яркому свету, к цветущим полянам…, а затем снова бьётся об грязную загаженную землю. Душа пытается взлететь, но тело, уставшее, замученное тело, не отпускает её.
Вспышка. Яркий свет заливает глаза, мир блекнет… а затем - тьма.
Глаза обретают способность видеть. На этот раз я в пустыне. Полуденное солнце… Злая звезда, обжигающая плоть. Ни тени, ни воды, только солнечные зайчики, насмешливо прыгающие по остаткам доспехов.
Шорох и движение. Это ползают, поглощая друг-друга, дюны. Вечный шорох и вечное движение мёртвых песчинок.
Хоть бы каплю воды. Нет, лучше по капле крови за каждый день из тех сотен лет, что Он мстит.
Дрёма. Она падает на голову, как камень. Ноги подкашиваются, глаза закрываются. Пусть то единственное, о чём я ещё могу молить, случится. Пусть я останусь во сне.
Утро. Так неохота открывать глаза. Очередной безумный день только начинается. Но я помню, я всё помню. Когда-нибудь я вернусь. Крылья ангела смерти ещё окрепнут. Да, я обещаю, я вернусь за вами. И тогда зовите меня Азраилом.

Я хочу тихо убить вас об стену,
Чтоб никогда впредь ни видеть, ни слышать,
Я хочу только денег с процентами,
Ну и молитесь, пожалуй, потише.

А я люблю раздавать деньги,
А я люблю наш портфель кредитный,
А то, что качество у него скверное,
Так это же всё клиенты-бандиты.

Я хочу тихо убить вас об стену,
Чтоб никогда впредь ни видеть, ни слышать,
Я хочу только денег с процентами,
Чтоб мне и зарплата и бонусы выше.

(типа реализм)

В моих пальцах цветок.
Ярко-красный бутон.
Очень холоден он,
А меня клонит в сон.
Я не знаю, что дальше,
Кругом винегрет
из видений и образов.
Чёткости нет.
Настоящее мясо,
Горячки -- вагон.
Но цветок руку греет.
Распускается он.
Лепестки развернулись.
Большое пятно.
На руке теплота.
Иногда
Я вдруг вижу окно,
Неспособный, однако,
Увидеть того,
Что уходит опять
от ума моего.
Что с того?
Впереди мрачный свет,
Слепит глаз темнота.
Там лежит мой ответ.
Я шагаю туда.
Звон стекла, ясный ум.
Это всё. Наконец.
Я теперь понимаю.
Горячий свинец
Вытекает из уха,
Из глаз, изо рта.
Лёгкость. Ветер. Свобода.
Теперь навсегда.
И тогда
Я решил подарить
Этот красный цветок
Тому ветру, что гонит
Листву на песок.
Я стою на осколках,
В руке горячо,
Словно угли костра,
Словно соус "Лечо".
Я тяну вверх цветок,
Одарив им весь свет.
Но рука вся в крови,
А цветка нигде нет.

Извините ещё раз... но больше мне этот "креатив" девать некуда...

Не светилось тёплым ни одно окно,
Не шелестели листья под тихим ветерком,
Звёзды в небе тёмном мерцали холодком,
Путник одинокий неспешно полем шёл.

Над застывшим лесом летело двое их,
И, как давно когда-то, один лишь был в живых,
Бесшумные движения и звёздный свет в глазах,
Неподвластны времени сон и страх.

На кургане древнем, средь западных болот,
Вокруг костра сидели лишённые оков,
Волосы из тины струились по земле,
По ряске и кувшинкам плясал неровный цвет.

В чаще на опушке, в каменном кругу,
Кренился всё ниже, стёрт, выщерблен, во мху,
Не раз темнело небо с тех забытых пор,
Как о его наследии вёлся разговор.

Тёмными дорогами уносились вдаль,
Мчались сквозь туман в предутреннюю хмарь,
Звук копыт сменился на звон стекла о сталь,
И с первыми лучами рассыпался, как в старь…

/дальше идёт текст, но это уже не поэзия/

Изначально было так, если не ошибусь:

Тёмными дорогами уносились вдаль,
Не запирались грани, как когда-то встарь,
Казалось, нет восходов в зябкой тишине,
Это час безвременья..(....................)....
Над застывшим лесом летело двое их,
И, как давно когда-то, один лишь был в живых,
Бесшумные движения и звёздный свет в глазах,
Неподвластны времени сон и страх.
На перепутье древнем, лишённые оков,
За подземным ветром, заключенным в поток,
.....(................................................).....